Рассказ об одиночестве

Старый волшебник Ри отложил недошитую фигурку очередной куклы и потер красные усталые глаза. Уже много лет его глаза плохо служили ему, стежки год от года становились грубее, глиняные фигурки все проще и некрасивей.
Очередной порыв ветра заставил старую башню завыть — негромко, протяжно и тоскливо. Холода пришли рано и обосновались надолго. Тропку к башне, и так уже заброшенную, замело окончательно.

Башня, когда-то украшавшая ущелье, одряхлела. Крыша почти везде провалилась, многие камни из стен выпали и выкрошились, полы провалились, позволяя ветру свободно гулять внутри башни, переворачивая сор да листья.
Хозяин башни состарился вместе с ней. В наиболее сохранившейся комнате, при скудном свете свечи, волшебник Ри и проводил все короткие дни бесконечно тягучие ночи. На столе, скамье, старых пыльных скрипучих шкафах — везде — лежали куклы. Они наполняли все комнаты башни. Сотни и тысячи тряпичных, деревянных, соломенных фигурок с глазами-пуговками, с нитяными волосами, в пестрой одежке вышли из под его рук. Он делал куклы, для того, чтобы их оживить.

Ветер выл в железных конструкциях.

Ветер жил. Он обретал голос только тут, на всем остальном пространстве он был безмолвен и бессилен.

Иногда казалось, что вся махина огромного моста дрожит и вибрирует от ветра. Туман скрадывал горизонт, солнце лишь иногда можно было различить в розово-золотом мареве облаков. Только внизу, далеко-далеко, была видна синяя гладь воды, помеченная тонкими полосками волн. Так мало всего вокруг: ветер и холодное, чуть тронутое ржавчиной железо. Осознание того, что неверный шаг означает неминуемую смерть, притупилось настолько, что многосотметровые провалы не воспринимаются разумом. Это стало привычным, а поэтому нормальным.

Через некоторое время Гутьеру стало казаться, что он все жизнь провел тут, в ревущих и воющих железных ребрах моста. Словно какая-нибудь тварь, родившаяся в ветвях громадного тропического дерева, не знающая никакой другой жизни. Однако в отличие от лесного создания, он был совершенно один.

Сумасшедший стих, сочиненный в метро на пару с товарищем JAMESом ROSSом.
Строчки писались по очереди. Мои - курсивом.

Как-то утром, рано очень
Эрик кушать очень хочет.
Ломатиться, точно слон
Он об дверь другим котом.

Что же делать, вот проблема
А он лезет в миг на стену!
Достаю из-под подушки
Я наушники на ушки.

О, это было славное время.
Все описанные события имеют под собой реальную основу. Все персонажи имеют реальных прототипов. Если кто-то при прочтении узнал себя - не обижайтесь, а лучше вспомните, как славно тогда было!

__________________________________

Лето всегда знаменовалось для нас двумя событиями. Сессией и практикой. Если первое было злом, причем, как считали многие, совсем не нужным, то второе любили и ждали. Практика, помимо прочего, как гордо говорили мы, выгодно отличает биофак от прочих факультетов. И мы правда гордились, и по мере сил старались делать так, чтоб не было мучительно больно за недели, проведенные на станции.

Биомагическая станция именующаяся Царивы, располагалась в неком метамерном рукаве, и добраться туда было делом непростым. От условного места нужно было идти прямо, прямо, а потом оказывалось, что нужно и свернуть. Ехали мы обычно всем курсом, шли вместе. Идти нужно было минут сорок, субъективно, конечно, и все эти минуты мы орали
дурными голосами песни, какие помнили.